Вернуться на главную

Восточные ковры из коллекции Государственного Эрмитажа

Эрмитажное собрание восточных ковров в России по-своему уникально и по количеству (свыше 600), и по возрастным критериям, и по представленным регионам. Подробнее о коллекции расскажет хранитель восточных ковров и палаток Государственного Эрмитажа Галина Серкина.

Конечно, идеальная коллекция, если бы она существовала, олицетворяла бы собой историю развития ковроткачества, представляя ковры всех мест производства и стран, всех племён и всех времён… Если смотреть на эрмитажную коллекцию с такого ракурса, то, конечно, она выглядит не столь представительно – в ней проглядывают довольно значительные лакуны: большинство ковров относится к 19-20 векам, нет ковров до 16 века (за исключением археологических находок), отсутствуют материальные памятники из многих мест производства, включая как региональные, так и племенные.

По сути, музейная коллекция сложилась случайным образом. В России не существовало ни частного, ни музейного (до 19 века) собирательства ковров. Ковры, попадавшие в страну разными путями, использовались по прямому назначению, став частью быта, главным образом верхних сословий. Тот факт, что не сохранились более ранние этнографические ковры, которые попадали в страну, говорит о том, что в России ковры являлись обычными бытовыми вещами, они ветшали и исчезали. И, наоборот, в европейской традиции ковры зачастую хранились веками и передавались из поколения в поколение. Они уже изначально как бы представляли собой музейную коллекцию, поскольку документировались все их передвижения: место покупки, кто подарил, кому перешло в наследство и т.д. Таким образом, традиция собирательства и систематизированного коллекционирования восточных ковров на Западе имеет давние корни. Благодаря этому факту мы имеем возможность, например, видеть образцы ранних турецких ковров, которые теперь являются жемчужинами многих мировых собраний.

Несмотря на то, что этот культурный феномен не получил развития в России, ковры всё же проникали в русский быт уже во времена Древней Руси. Одним из самых ранних подтверждений этому может по праву считаться древнерусский литературный памятник «Слово о полку Игореве». В описании победы княжеского войска перечисляются разные виды трофейных тканей: «потоптали поганые полки половецкие и, рассыпавшись стрелами по полю, помчали красных девушек половецких, а с ними злато, и паволоки¹, и дорогие аксамиты. Покрывалами, япончицами², кожухами³ стали гати мостить по болотам и грязям, и всякими узорочьями⁴ половецкими».

Под некоторыми терминами древних тканей вполне могут скрываться ковровые изделия. В ушедшие эпохи, как известно, ковровые полотна (речь идёт о безворсовых коврах) использовались как покрытие двояко: и как часть одеяния, и как деталь интерьера. Кроме того, нужно учитывать, что в понимание термина и древние, и современные люди зачастую вкладывали разный смысл. Чтобы передать правильный смысл, нужно знать, какая именно древняя вещь скрывается под данным термином.

В древнем памятнике, видимо, неслучайно перечисляемые сказителем ткани группируются как бы в два вида. В первой группе чётко просматриваются именно ткани – их объединяет наличие драгоценных металлов, это дважды подчёркивается и золотом, и драгоценной восточной тканью аксамитом. А вот вторая группа, судя по контексту, состоит из своего рода служебных тканей и даже, скорее всего, из каких-то грубых материалов. Так что с полным правом можно утверждать, что под покрывалами, а, может быть, даже и под «япончицами» могут скрываться безворсовые ковровые полотна или тонкий войлок.

Восточные ковры попадали на территорию России не только как трофеи – они проникали разными путями. В первую очередь привозились в качестве дипломатических даров и подарков. Был и другой путь – их привозили купцы. Поэтому восточные ковры, по всей видимости, не были редкостной диковинкой в русском быту, по крайней мере, в быту правящих слоёв. Косвенным доказательством этого, пусть даже и позднего времени, могут служить картины русских художников, фоном которых являются восточные ковры. На фоне покрывающего стол ушакского ковра происходит действо картины «Пётр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе» (1871) Николая Ге. Похожий ковёр из Ушака имеется в собрании Эрмитажа (инвентарный номер Тур-19).

«Пётр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе» (1871), художник Николай Ге

На персидских коврах происходит сцена убийства в картине художника Репина «Иван Грозный и сын его Иван» (1885). Вполне возможно, что художники увековечили в своих картинах восточные ковры, которые были частью быта кого-либо из их окружения.

Если опираться не только на свидетельство картин, но и на историю отношений между Россией, Турцией и Ираном, можно с уверенностью утверждать, что в русском быту появились раньше всех турецкие и персидские ковры. Ведь до 19 века отношения именно между этими тремя государствами отличались большой интенсивностью, которая выражалась как военными действиями (Россия-Турция), так и дипломатическими и торговыми связями. Иранские ковры в эрмитажной коллекции занимают довольно значительное место (ок.150), что, несомненно, было обусловлено не только спецификой истории русско-иранских отношений (взаимодействие между двумя странами происходило, в основном, в торговой сфере), но и красотой и изысканностью узоров, которыми иранские ковры славились издавна.

Турецких ковров в коллекции музея совсем немного (48) по сравнению со многими мировыми коллекциями. Причём подавляющую его часть составляют ковры 19 века, большинство турецких ковров в эрмитажной коллекции – это ковры туркменских племён северо-запада, юго-запада и центра Малой Азии, а также ковроткацких центров городов Ушак, Селенди, Гёрдес. Самые ранние турецкие ковры датируются 16-17 веками. Многие турецкие ковры конца 19 века окрашены в анилиновые красители. Как известно, первые анилиновые красители были созданы примерно в середине 19 века. Представляется, что именно турецкие ковры стали своего рода полигоном для испытаний этих непрочных и неэстетичных красителей, поскольку последующие поколения красителей постепенно стали улучшать свои показатели.

Большая часть турецких ковров в эрмитажной коллекции – это намазлыки. Малое количество турецких ковров в коллекции Эрмитажа совсем не означает, что они были редкостью в России. И по количеству они значительно уступают кавказским коврам, которые составляют большую часть эрмитажного собрания восточных ковров (свыше 250). Кавказские ковры, а это, в основном, азербайджанские ковры, разумеется, проникали в Россию и ранее 19 века. Скорее всего, это могли быть единичные привозы. Всё чаще стали появляться они лишь с конца 19 века после окончания русско-кавказской войны. Об этом говорит огромное количество кавказских ковров в эрмитажной коллекции – это самое большое количество ковров из одного региона. Причиной такого массового поступления могут быть как предметы, привезённые с собой русскими солдатами после завершения боевых действий на Кавказе, так и тот факт, что после русского протектората над этим регионом дороги к Закавказью стали безопасными и ковры Закавказья могли свободно прибывать по торговым путям.

Почти все кавказские ковры датируются концом 19-началом 20 веков, а последние по времени поступления тридцать сумахов – примерно серединой-концом 20 века. Тем не менее, в коллекции кавказских ковров имеются три ковра раннего времени (инвентарные номера: VT-1071; VT-1353; VT-1501), которые датируются примерно концом 18-началом 19 веков.

Два из них – это безворсовые ковры, сотканные в Кусары. К сожалению, они имеют очень плохую сохранность – нити буквально протёрлись. Судя по всему, они поступили в Эрмитаж уже в таком виде, возможно, из-за активного использования в быту. В коллекции Эрмитажа представлены все ковровые группы Кавказа. Азербайджанские ковры представлены по принципу районирования кавказских ковров, который был создан Лятифом Керимовым: Куба-Ширван, Гянджа-Казах, Карабах. Кроме азербайджанских ковров в коллекции имеются ковры Северного Кавказа – это, в основном, безворсовые сумахи. А также несколько ковров, в основном, безворсовых, из Армении и один ковёр из Грузии, который относится к казахской группе.

Кроме ковров Кавказа, в эрмитажную коллекцию входят также ковры из Средней Азии и Восточного Туркестана. Большинство из них составляют туркменские ковры и различные ковровые изделия. Около 170 ковров и ковровых изделий из общего количества восточных ковров происходят из этого региона. Подавляющая их часть относится к 19 веку, некоторые – к концу 18 века.

Отсутствие более ранних ковров можно объяснить отсутствием интенсивных контактов между Россией и странами этого региона до 19 века. К сожалению, о том, что восточные ковры попадали в русский быт и в более ранние века, можно только предполагать из-за отсутствия документального подтверждения. Предположения – это всего лишь попытка реконструкции, которая опирается на историю отношений между странами. Как уже отмечалось ранее, прослеживается взаимосвязь между интенсификацией международных отношений и поступлением ковров в страну.

К сожалению, традиция документирования ковров так и не сложилась в стране к началу поступления в Эрмитаж. Поэтому в большинстве случаев домузейная история ковров неизвестна. Подавляющая часть восточных ковров – это постреволюционные конфискаты, когда ковры свозили в одно место из разных особняков и дворцов, а затем уже в 20-е годы передавались в Эрмитаж. Поэтому неизвестно, каким образом и когда такой ковёр попал в Россию, из какого именно места поступил и т.д. Кроме того, даже такой источник как описание ковров в сопроводительных документах перемещения ковров из-за скудности и безликости («ковёр синий с цветочным орнаментом») не может служить хоть каким-то ориентиром.

Другим крупным поступлением ковров были трофеи, поступившие в музей в качестве перемещённых ценностей после окончания Великой Отечественной войны.

Небольшую часть эрмитажной коллекции составляют ковры, которые попали как дары, межмузейные передачи, закупки у населения и т.д. уже в настоящее время. Например, дарами является несколько азербайджанских ковров, которые были сотканы к юбилею И.В.Сталина и экспонировались на выставке, посвященной этому событию, а после её закрытия были переданы в Государственный Эрмитаж. Уже упоминавшиеся сумахи были переданы в музей из Выборгской таможни, которая пресекла попытку вывоза за границу предметов национального достояния.

Существовал ещё один путь формирования эрмитажной коллекции – это поступления из различных фондов, которые были организованы на заре советской власти для торговли с заграницей для покупки необходимых товаров, поскольку народное хозяйство страны было практически уничтожено в результате революции и гражданской войны. Судя по всему, неликвиды этих фондов передавались в музей. Материальная база этих фондов формировалась, в основном, за счёт поступлений ковров из новых республик, которые вошли в состав СССР. Главным образом это были азербайджанские и туркменские ковры. Для увеличения поступления в фонды ковровой продукции, в частности, в Азербайджане в ковроткацкую сферу было внесено много изменений в целях интенсификации производства. Известно, что за счёт продажи азербайджанских ковров в СССР стали поступать электрические лампочки с Запада.

Среди межмузейных поступлений хотелось бы особо отметить поступления из Музея барона Штиглица. После революции этот музей стал называться II филиалом Эрмитажа, а после закрытия его коллекция полностью влилась в эрмитажную коллекцию. Ковры из Музея барона Штиглица, как известно, собирались целенаправленно – для привития эстетического вкуса студентам Училища технического рисования (ныне Санкт-Петербургская художественно промышленная академия имени Александра Людвиговича Штиглица). Это училище было создано бароном с благими целями, чтобы в России появились собственные мастера в области художественного дизайна. Впоследствии многие выпускники этого учебного заведения стали известными мастерами фирмы Фаберже. Поэтому ковры для приобретения отбирались тщательно.

Практически все ковры из музея Штиглица являются, можно сказать, жемчужиной эрмитажной коллекции. К сожалению, некоторая часть этой ценной коллекции – всего лишь плотно обшитые по краю фрагменты разных размеров. Скорее всего, эти фрагменты поступили в музей барона уже в таком виде. В 19 веке торговцы широко практиковали варварский способ получения прибыли: разрезали ценный ковёр на множество кусков и распродавали. И их не останавливала ни художественно историческая ценность, ни возраст ковра!

Среди ковров из этого музея наиболее ценными по указанным критериям являются так называемые «вазовые» ковры. Вазовые ковры – это условное наименование определённой группы ковров, которые относятся к 16 веку. Понятно, что условные наименования ковровой группы появляются в околоковровой среде для удобства понимания, а с течением времени они закрепляются и даже приобретают легитимный статус. Изначально к вазовым коврам отнесли ковры с наличием двух особенностей – потайного утка и изображения вазы в орнаменте таких ковров. Однако впоследствии к «вазовой» группе стали относить и ковры с потайным утком, но без изображения вазы, и ковры с изображением вазы, но без потайного утка. Так уж сложилось исторически.

Вообще, многие исторически сложившиеся названия ковровых групп в большинстве случаев носят условный характер. Такие наименования появились первоначально в среде торговцев, поэтому многие из них исторически неверны.

В первую очередь речь идёт о так называемых «смирнских» и «бухарских» коврах, которые часто встречаются в старой литературе. Однако ни в одном из этих городов ковроткачества не существовало. Города Измир (Смирна) и Бухара являлись торгово-транспортным узлом, где аккумулировалась перед отправкой на внешние рынки ковровая продукция окрестных мастерских и привозимая из дальних мест. Тем не менее, некоторые искусственные наименования более точно отражают суть ковровой группы. Название «ковры шаха Аббаса» для определённой ковровой группы является более подходящим, чем такие синонимичные названия как «польские» и «португальские». Так тоже сложилось исторически, когда не совсем подходящие названия становятся более известными и употребительными.

Как и вазовые ковры, к 17 веку относятся и два уникальных ковра гератского производства, которые также поступили в Эрмитаж из музея барона Штиглица. Мнение европейцев о Герате как о воротах в Индию объясняет появление ковров так называемой индо-иранской группы ковров. Долгое время их атрибутировали именно так, полагая, что такие иранские ковры создавались под влиянием индийских ковроткацких традиций. Однако позднее было установлено, что они созданы в Герате (ныне Афганистан). Ярким образцом гератского ковра является ковёр с инвентарным номером VT-1044.

Ковёр индо-иранской группы (Инв. VT-1044)

К сожалению, в эрмитажной коллекции отсутствуют ковры многих ковроткацких центров Ирана, и к тому же большая часть иранских ковров относится к 19 веку. В иранской коллекции значительное место занимают ковры курдов – большинство из них относится к 19 веку. Конечно, в целом немало ковров и иранских тюрков – это и ковры северо-запада, и кочевых племён севера, и северо-востока, и юга (кашкайцы). Но если же смотреть по отдельности, брать во внимание отдельный ковроткацкий центр, отдельное племя, например, кашкайцев, то, конечно, их ковры мало представлены в коллекции Эрмитажа, однако в совокупности ковры тюркской работы занимают довольно значительное место. Исходя из имеющихся в музейном собрании иранских ковров, ковроткацкие центры картографируются следующим образом: Север (провинция Азербайджан); Запад – ведущая роль в ковроткачестве этого региона принадлежит курдам, здесь же сосредоточено большинство современных ковроткацких центров Ирана; Северо-Восток представлен, в основном, коврами провинции Хорасан. Многие ковры из этого региона, как и ковры Афганистана, демонстрируют влияние туркменского ковроделия. В историческое время Южный ковроткацкий центр Ирана, куда по своим технологическим и орнаментальным признакам входили мастерские Исфагана, Кермана, Кашана, широко прославились вазовыми коврами и коврами шаха Аббаса.

Помимо перечисленных ковроткацких регионов в эрмитажной коллекции представлены также ковры Индии 17-начала 20 века. Несмотря на широкий разброс по векам, на самом деле ковров не так много, и многие из них относятся к 19 веку. Продукция ковроткацких центров Индии, которые обязаны своим происхождением Великим моголам, производилась на севере Индии. На ранних индийских коврах заметно влияние традиций иранского ковроткачества. Примером стилистической близости могут послужить два ковра – индийский с инвентарным номером ИС 1974 и иранский с номером VT-1045.

Однако со временем в них начинают проявляться свои местные особенности. Так появляется известный орнамент «мильфлёр» (инв. номер VT 986), представляющий собой сплошной покров из мелких, дробных цветочно-растительных мотивов. И происходит процесс обратного влияния. Именно орнамент «мильфлёр» стоит у истоков создания иранского орнамента «минахани». В качестве примера орнамента «минахани»: иранский ковёр VT-988 и азербайджанский VT-1069.

Ковры Средней Азии и Восточного Туркестана в эрмитажной коллекции представлены, в основном, туркменскими и киргизскими коврами 18-начала 20 веков. Однако имеются по несколько ковров и ковровых изделий других народов. Сюда же можно отнести коллекцию интерьерных тканей – сузани узбеков. В связи с интерьерными тканями следует упомянуть и иранский каламкар с инвентарным номером VT-1724 из собрания Эрмитажа. Рисованная ткань была создана в Исфагане в 19 веке. Такие рисунки создавались при помощи штампа, однако со временем стали использовать кисть. Особенность этой техники заключается в ограниченной цветовой гамме рисунка.

Несмотря на то, что в музейной коллекции отражено ковроделие всех туркменских племенных конфедераций (салоры, сарыки, текке, йомуды, эрсары, беширы), технология туркменских ковров практически не имеет резких различий. Также для туркменских ковров характерна отличительная особенность: помимо крупного размера, доминантного красного цвета и ограниченности цветовой шкалы, это также отсутствие синтетических красителей.

Ковры киргизской работы принадлежат к киргизам племенной конфедерации ичкилик, представители которой проживают по обе стороны границы. Несмотря на это, в целом и орнамент, и технология киргизских ковров практически идентичны, однако шёлковые ковры ичкилик (инв.номер VT-931) производятся в Восточном Туркестане. Киргизские ковры, представленные в эрмитажной коллекции, относятся к 19 веку, но, возможно, какая-то часть ковров может датироваться и 18 веком. Специалистам известно, что зачастую практически невозможно точно установить, отделить ковёр 18 века от ковра 19 века, особенно в регионах, расположенных вдали от международных торговых трасс. Туда синтетические красители, которые хоть как-то могли служить ориентиром в датировке вещей хотя бы второй половины 19 века, добирались черепашьими шагами.

Ковёр шёлковый (инв. VT-931). Восточный Туркестан, киргизы, 19 век(1)

Как видим, несмотря на то, что музейная коллекция Эрмитажа имеет свои пробелы, обусловленные множеством причин, все же она представляет огромный интерес, раскрывая заинтересованным глазам множество тайн истории, этнографии, культурологии и искусства.

Текст: Галина Серкина, хранитель восточных
ковров и палаток Государственного Эрмитажа.

Примечания:
¹паволоки (от глагола «волочить») – дорогие восточные ткани в Древней Руси
² япончицы (от тюркс. «япанчи») – накидка
³кожухи – меховая и кожаная одежда в Древней Руси
⁴узорочье – общее название для восточных тканей, в данном случае — половецких, для которых была характерна яркая цветовая гамма и богатый орнамент