Ковры эпохи Каджаров. Возрождение великого прошлого.

В мае 2021 года Государственный музей Востока открывает большой выставочный проект «Роскошь заката: Иран эпохи Каджаров». Об интереснейшей экспозиции рассказывает куратор выставки Полина Коротчикова, научный сотрудник отдела искусства народов Ближнего и Среднего Востока, Южной и Центральной Азии.

Впервые в России в одном пространстве будет собрано более 300 предметов из богатейшей иранской коллекции музея Востока: произведения живописи и миниатюры, керамика и стекло, изделия из дерева и художественный металл, ковры и расписные ткани, манускрипты и оружие. Выставка будет дополнена историческими документами из Государственного Архива РФ, экспонатами из фонда Марджани, а также фотоматериалами из Кунсткамеры (МАЭ РАН). Большая часть экспонатов никогда не покидала фонды музея и выставляется впервые.

Кураторы поставили целью представить публике все грани развития иранского общества конца XVIII-начала XX вв., разбив экспозицию на тематические блоки «Война и охота», «Быт и повседневность», «Религия и мистицизм», «Династия» и другие. Среди памятников искусства, представленных на выставке, особое место уделено коврам.

Династия Каджаров пришла к власти в последней четверти XVIII в. и столкнулась с целым рядом экономических и политических проблем. К середине XIX в. шахам удалось завершить объединение страны, но последствия русско-персидских войн, сложные отношения с Британией, смуты и упадок промышленности поставили Иран в подчиненное положение относительно европейских стран и капиталовложений. В то же время, каджарская эпоха – время осознания важности и ценности образования и культуры, подъема многих практически исчезнувших отраслей производства. Здесь также не обошлось без противоречивого европейского влияния, ведь удачи и прорывы в подъеме иранской промышленности происходили при активнейшем содействии или под эгидой европейских предпринимателей. Наиболее знаменитый пример – персидские ковры, звездный час которых к XVIII в. прошел, а сама организация мастерских по семейному принципу, помноженная на трудоемкость производства каждого образца, не могла выдержать экономических реалий.

Но в 1873 году на Всемирной выставке в Вене посетители познакомились с иранскими коврами сефевидского времени, вызвавшими живой интерес и целый бум моды на ковры среди европейских потребителей, и как следствие – у предпринимателей. В возрождении ковроделия на территории Ирана участвовал ряд компаний, самая известная из которых – британо-шведская Ziegler&Co. Она открыла свое производство в Султанабаде, организовав централизованную систему контроля качества, дизайна, а далее – экспорта изделий. Вскоре на производстве было занято уже около 10 тыс. человек, а очевидная прибыльность производства привела к возрождению отрасли в целом: ковровые мануфактуры стали открываться в Тебризе, Кермане, Кашане, Мешхеде; появился целый ряд деревенских фабрик.

Феномен подобного рода фабрик, созданных для удовлетворения нужд европейского рынка, заключался в сложной и двусторонней схеме влияния на дизайн изделий. При согласовании технических характеристик ковров предприниматели и коллекционеры транслировали свои представления и запросы персидским мастерам. В результате тиражирования художественные схемы становились привычными и воспринимались как аутентичные. Другими словами, европейские представления о восточном искусстве становились и персидскими, превращая сферу экспортных ремесел Каджаров в сложный сплав реального и идеального, традиционного и привнесенного. Феномен каджарского искусства и культуры в целом – в единстве тематической и стилистической канвы произведений, в абсолютно узнаваемой самобытной манере, единой для всех областей приложения художественных сил: от парадных портретов до изразцов и лаковых шкатулок. Яркие и декоративные, лубочные, порой балансирующие на грани китча произведения в каджарском стиле иллюстрируют попытку сочетать несочетаемое – прогресс и традицию, европеизацию и самобытность. Ковры, дизайн которых изначально ориентировался как на экспорт, так и на вкусы местного рынка, стали наиболее показательным звеном этого процесса. Их дизайн, особенно фигуративные композиции, можно условно разделить на несколько категорий: имитации ковров сефевидского времени, исторические и мифологические портреты, литературные сюжеты, копии древних рельефов.

Обращение к орнаментам сефевидской эпохи (1501-1722) – времени наивысшего расцвета ковроделия в Иране – было, похоже, ориентировано на вкусы западных покупателей. Цветочные композиции и сцены охоты часто воспроизводились по прорисовкам и каталогам, а сами изделия подвергались дополнительному искусственному состариванию.

Ковры с иллюстрациями к литературным произведениям были особенно любимы на внутреннем рынке. Чаще и активнее всего иллюстрировали наиболее известные сюжеты из знаменитых поэм «Шах-наме» Фирдоуси и «Хамсе» Низами. Таков, например, представленный на выставке ковер с изображением пира Хосрова и Ширин. Герои изображены в полный рост, их фигуры занимают все центральное поле ковра. Подобное выделение нескольких, а чаще одного персонажа совершенно не случайно и стало приметой ковров XIX в. Каджарская эпоха – время активного развития в Иране станковой портретной живописи, влияние которой на другие области производства было всеобъемлюще: портретные изображения появлялись на лаковых пеналах, стеклянных и керамических сосудах… Не были исключением и ковры. Композиция с одним центральным персонажем могла включать как изображения исторических героев (например, ковер с портретом Ануширвана Великолепного и Аббаса Великого, представленные на выставке), так и членов действующей династии.

Во второй половине XIX в. композиции часто копировались с фотографий. В этом контексте любопытен ковер с портретом последнего шаха каджарской династии Ахмад Шаха (1909-1925). Юный монарх представлен сидящим в кресле в парадной одежде: он смотрит на зрителя так, как он делал бы это, позируя фотографу. Занимательно, что ковер выполнен в Карабахе, за границами Ирана: карабахские мастера часто работали, исходя из вкусов и требований заказчиков.

Однако каджарские мастера не останавливались на одиночных портретах и шли дальше, создавая целые многофигурные композиции. Подобными изделиями славились художники Кермана. Возможно, вдохновением для них служили европейские изделия. На их основе была разработана, например, композиция с изображением великих людей мира. А по аналогии с ней была создана еще одна, представленная на выставке – 108 шахов Ирана. Открывает ряд правителей Каюмарс, легендарный отец людей древности, описанный в поэме «Шах-наме» Фирдоуси. А заканчивает список уже упомянутый Ахмад Шах, последний представитель династии Каджаров. Правители конца XIX-нач. XX вв. скопированы с фотографий, некоторые, наиболее известные, воспроизведены по существующим историческим изданиям, а облик большинства стал личным решением художника.

Еще одной областью вдохновения керманских мастеров стало великое прошлое Персии: на коврах воспроизводились древние рельефы. Взлет интереса к знаменитым династиям древности, особенно Ахеменедам, был частично обусловлен имперскими притязаниями шахов новой династии, которые стремились легитимизировать свою власть. Частично же – исследованиями европейских археологов, активно изучавших памятники в окрестностях Шираза.

Ковровое искусства Ирана эпохи Каджаров, без преувеличения, можно считать наиболее характерной и показательной областью, впитавшей все тенденции и веяния своего времени: европоцентризм и восхищение национальным прошлым, взлет портретного жанра, яркость и лубочность изображений. А активное участие западных капиталов и вкусов в формировании определенных областей промышленности привело к созданию продукции, которую можно считать своеобразным взглядом мастеров-иранцев на свою художественную традицию глазами европейцев.